Фестиваль для южного города - Страница 48

– Спасибо, – вздохнул Мовсани, – я так волновался. Вы знаете, я ведь понимаю, что меня могут убить в любой момент, в любую секунду. Но я уже привык к этой постоянной опасности, к этому ежеминутному риску. Но когда вот так стреляют почти в упор, в лицо, к этому привыкнуть наверняка невозможно.

– Он просто не совсем адекватный человек.

– Вы думаете? Нет, я совсем не уверен в том, что он свихнувшийся псих, у которого было столь примитивное оружие. Возможно, где-то прятался настоящий киллер с оптической винтовкой, который должен был в удобный момент выстрелить в меня. Тогда все списали бы на этого полуненормального. Но им просто не удалось исполнить задуманное. Им помешали – сначала Хитченс, а потом и вы. Поэтому киллер не стал стрелять в меня. Это было заказное политическое убийство.

– Я так не думаю, – возразил Дронго, – надеюсь, что это только ваши фантазии.

– Я тоже хочу так думать. Семь часов уже есть?

– Нет. Только без пятнадцати. Вы успеете подняться к вашим гостям. Когда они должны прийти?

– В семь часов вечера, – вздохнул режиссер, – сначала немецкий журналист, а потом и турецкий.

– Вы уже давали интервью Зегеру, зачем понадобилось второе интервью?

– Он решил уточнить некоторые детали. Они меня так мучают. Особенно ваш местный шеф-редактор. Как его звали?

– Мир-Шаин.

– Он еще из семьи сеидов? Не журналист, а пиявка, выпил из меня всю кровь. Просто кошмар.

Бармен принес еще чашечку кофе и бутылку минеральной газированной воды. Налил ее в высокий стакан. Мовсани снова выпил все, без остатка. Когда он взял свой кофе, Дронго его спросил:

– А турецкий журналист? Что он желает?

– Ему тоже хочется себя проявить. Не забывайте, что в Турции у власти религиозная партия и, судя по всему, на ближайших выборах она снова победит. Наверно, хочет взять интервью у такого известного режиссера, как я. Он так и сказал, что хочет меня реабилитировать в глазах турецкой аудитории. Наверно, нужно убедить население Турции, что я не кяфур и фетва в отношении меня уже давно отменена.

– У вас будет время его убедить, – кивнул Дронго. – Если вы закончили, то мы можем подняться к вам.

– Конечно, – согласился Мовсани. – Если разрешите, я оплачу счет.

– Ни в коем случае. Вы наш гость. – Дронго сделал знак бармену, показывая, что оплатит счет, когда вернется. Тот, соглашаясь, кивнул. Здесь привыкли доверять людям и не оскорблять их недоверием. К тому же и счет был не очень большим.

Вместе с Мовсани они прошли через большой холл к кабинам лифтов. Дронго заметил, как из разных концов отеля за ними наблюдают сотрудники Министерства национальной безопасности. Мужчины вошли в кабину лифта. Поднялись на девятый этаж. Мовсани засунул руки в карманы. И вдруг раздался чей-то сдавленный крик. Затем еще один. Сидевшие в коридоре дежурные вскочили, прислушиваясь. Было слышно, как кто-то кричал, просил о помощи.

Они поспешили к номеру. Мовсани дернул за ручку, дверь была закрыта.

– Быстрее, – приказал Дронго, обращаясь к охранникам, – откройте дверь!

– У нас нет ключей, – почти виновато сказал Сафаров, – запасные ключи есть только внизу, у портье.

– Беги за ключами, – крикнул Дронго, обращаясь к Эмилю, – беги скорее! Там кого-то убивают.

Глава 17

Охранник растерянно кивнул и побежал к лифту. Второй дежуривший в коридоре был сотрудником полиции, переодетым в штатский костюм. Он быстро достал оружие, тревожно глядя на Дронго и Мовсани.

– Не понимаю, – растерянно произнес режиссер, – кого могут убивать, если я нахожусь здесь. Может, это Хитченс? Но кто может его убить? Кто здесь был? – спросил он, обращаясь к офицеру полиции.

– Никого, – пожал плечами тот. – Там никого нет. К вам приходила ваша знакомая и...

– Про знакомую потом расскажете, – нервно перебил его Мовсани. – Кого там сейчас убивают? Кто кричал?

– Не знаю, – растерялся сотрудник полиции, – туда приходили только двое журналистов. И оба оттуда вышли. Там никого не должно быть... Я не знаю...

Он дернул рукой.

– Осторожнее с оружием, – посоветовал Дронго, – не нужно так дергаться.

Раздался мелодичный звон. Створки кабины раскрылись, и из них выбежали сразу несколько человек. Впереди всех был Эмиль Сафаров. Он держал запасные ключи.

– Открывайте, – приказал Дронго.

Дверь открыли. Все достали оружие.

– Лучше охраняйте его, – показал на режиссера Дронго, – и не размахивайте своими пистолетами.

Он первым вошел в номер. В гостиной было тихо.

– Пустите меня, – приказал Мовсани, – я должен видеть, что там происходит. Я должен увидеть, кого там убили.

Вместе с двумя вооруженными охранниками он тоже вошел в большую гостиную. Дронго сделал им знак оставаться на месте и вошел в спальню. На полу лежал человек. Вокруг головы уже расплылось темное пятно крови. Рядом валялся тот самый тяжелый торшер из бронзовой стружки, сделанный на заказ для этих апартаментов. Дронго наклонился. Никаких сомнений. Кто-то нанес удар несчастному по голове. Сначала нужно понять, кто этот убитый и как он здесь оказался. Он понимал, что нельзя ничего трогать, и поэтому наклонился, чтобы посмотреть.

– Ничего не трогайте, – попросил кто-то за его спиной. Дронго даже не обернулся. Почти лег на пол. Это запоминающееся лицо, эти круги под глазами. Никаких сомнений. Убитый был немецким журналистом Питером Зегером. Дронго поднялся.

– Это Хитченс? – нервно спросил Мовсани. – Его убили?

– Нет. Это журналист, который должен был к вам прийти. Питер Зегер.

– Кто? – удивился режиссер. – При чем тут Зегер?