Мовсани вскочил с места, резко отодвинув стул.
– Что вы говорите! Как вы смеете мне такое говорить?! Я приехал сюда в первый и, надеюсь, в последний раз. Как они могли отменить церемонию? Об этом уже сообщалось в наших газетах. Какой позор! Какое неуважение!
Сада с явным интересом следила за его жестикуляцией. Он размахивал руками, и халат разъехался в стороны, обнажая его поседевшую и не очень привлекательную грудь. Мовсани бегал по комнате, размахивая руками.
– Это скандал. Я немедленно уеду в Лондон.
– Почему скандал? Наоборот, лучший повод еще раз сюда приехать. Минуту назад вы сказали мне, что вам у нас очень понравилось, – не без издевки напомнил Дронго, – и даже говорили, какой сегодня прекрасный день и превосходное утро.
– Не смейте вспоминать мои слова, – закричал режиссер, – это все из-за нее! – показал он пальцем в сторону боснийской жрналистки. – Если бы не она, мое существование в вашем городе было бы вообще ограничено стенами этого отеля. Как меня обманули, какое коварство...
Услышавший крики режиссера, из соседнего номера постучал Хитченс. Дверь была заперта изнутри, и он бы все равно не смог войти.
– Вот-вот, – показал в сторону двери Мовсани, – я интересую только охранников и сотрудников службы безопасности. Нет, это просто издевательство.
Он присел на диван. В дверь снова постучали. Дронго подошел к дверям и отпер их. В комнату вошел Хитченс. Увидев Саду, он внешне ничем не выдал своего удивления или раздражения. Только стал еще более вежлив.
– Доброе утро, – поздоровался он с ней так, словно она сидела не в банном халате, а в обычной одежде, – доброе утро, мистер Мовсани. Я слышал, как вы кричали, и решил нарушить ваше... ваш завтрак.
– Они снова поменяли программу! – крикнул Мовсани, показывая в сторону Дронго.
Хитченс все так же спокойно посмотрел на Дронго.
– Что-нибудь произошло? – спросил он.
– Ничего страшного. Просто в университете искусств, где должна была произойти встреча, появились некоторые проблемы. Ректор лежит в больнице, его два проректора в командировках, а в самом здании идет ремонт.
– Он начался сегодня утром? – с неподражаемой английской интонацией уточнил Хитченс.
– Вчера, господин Хитченс, – учтиво ответил Дронго. – Они начали его вчера.
Оба смотрели в глаза друг другу, скрывая усмешку.
– Тогда это более чем веская причина для переноса вручения диплома почетного доктора, – предположил Хитченс.
– Безусловно. И именно это я пытаюсь объяснить господину Мовсани.
– Вы оба издеваетесь надо мной, – наконец понял режиссер. – Как это вчера начался ремонт? Кто им разрешил? Почему они не подождали один день? Как они могли так поступить?
– Обстоятельства бывают сильнее нас, – заметил Дронго, – но вы не расстраивайтесь. Вместо этого организаторы кинофестиваля придумали для вас очень интересную программу. Вы поедете в древний храм огнепоклонников, увидите Девичью башню, ставшую символом Баку, пообедаете в средневековом ресторане. Я думаю, вы не пожалеете, что приехали сюда.
– Храм огнепоклонников, – обрадованно протянула Сада, – как это интересно. Я об этом много слышала. Надеюсь, вы не станете отказываться?
Она взглянула на Мовсани. Тот поднялся с дивана, поправил халат. Отказывать прямо сейчас и на глазах двух мужчин было бы верхом неприличия. Он мрачно кивнул.
– Хорошо, мы поедем. Но учтите, что сегодня вечером у меня еще одна встреча.
– В котором часу? – уточнил Хитченс. – Вы мне ничего не говорили об этом.
– Придет тот самый журналист из Германии. Питер Зегер. Пусть он сразу пройдет ко мне, – недовольно попросил Мовсани. – Я забыл вам об этом сказать. И еще турецкий журналист Омар Лятиф вчера просил о встрече. Ему я тоже назначил после семи.
– Хорошо, я буду иметь в виду, – кивнул Хитченс. – А вы поедете с нами? – спросил он у Дронго.
– Я уже видел храм огнепоклонников и Девичью башню, – ответил Дронго. – Думаю, что вам там понравится. Зема обещала сама сопровождать вас в этой поездке. А вечером мы еще раз увидимся за ужином.
– Ужин по программе в восемь часов вечера, – вспомнил Хитченс, – а завтра утром выезд из отеля в пять тридцать утра? Все правильно?
– Это уже без меня, – усмехнулся Дронго, – завтра утром вас будут провожать совсем другие люди.
– Подождите, – неожиданно сказал Мовсани, протягивая руку, – извините меня за мой невольный срыв. Я просто перенервничал после вчерашнего. Вы так много для меня сделали. Спасибо вам, и извините меня еще раз. Вы будете на ужине?
– Обязательно.
– В таком случае приезжайте немного раньше, к шести часам вечера. Мы с вами перед ужином немного посидим в баре. Надеюсь, вы не откажетесь выпить со мной чашечку кофе. Ведь мы, мусульмане, не должны пить спиртное.
– Я люблю чай, – сказал Дронго на прощание, – как англичане.
Мовсани отошел от них, поправляя халат. Были видны его толстые ноги. Халат был немного ниже колен. Дронго подумал, что никакое интервью в мире не стоит ночи, проведенной с таким типом. Впрочем, у женщин могут быть свои вкусы.
– Увидимся вечером, – кивнул он, выходя в коридор.
До убийства оставалось несколько часов.
Мовсани, Хитченс и сопровождающая их Сада Анвар вышли из отеля в половине одиннадцатого, опоздав на полчаса. Их провожали сразу несколько сотрудников службы безопасности, а две машины сопровождения с сидевшими в них сотрудниками полиции и Министерства национальной безопасности уже ждали рядом с отелем. Зема была с переводчиком и, увидев Саду Анвар, очень удивилась, так как по программе журналистов должны были везти на пресс-конференцию одного из прибывших продюсеров.